Но к концу 1980-х мировоззрение хоккеистов менялось стремительно вместе со страной, летевшей в пропасть. То, что вчера считалось добродетелью, превращалось в порок и, наоборот. Восходящей звезды нашего хоккея уже не хотели ждать долгие годы подачек от своего руководства. Им хотелось «все и сейчас». Получить «это» можно было только за океаном. Именно туда в погоне за американской мечтой и отправился летом 1989 года Александр Могильный – наш первый «перебежчик».
Форвард, который тогда считался юниором № 1 в мире, мог выбрать судьбу Вячеслава Фетисова, и попытаться перебороть систему, но решил идти кратчайшим путем. В мае 1989 года, в возрасте 20 лет он бежал из сборной СССР после завершения чемпионата мира в Швеции.
Все началось еще в феврале 1988 года, когда Могильный стал самым молодым хоккеистом в истории Советского Союза, ставший олимпийским чемпионом. Такой талант не мог пройти мимо заокеанских скаутов – летом права на него зарезервировала за собой «Баффало». «Клинки» выбрали его в пятом раунде драфта.
Зимой того же года, на молодежном чемпионате мира в Анкоридже (Аляска) впервые состоялась встреча между клубом (в лице скаута Дона Люса) и хоккеистом. И тогда Александру впервые предложили подумать о побеге. Отказываться он не стал.
В оставшееся четыре месяца американский клуб разрабатывал детали – час «Х» назначали на чемпионат мира-1989 в Швеции. Том самом, на который в последний момент попал Фетисов – после ультиматума игроков Виктору Тихонову. Забавно, что на ЧМ, Могильный мог и не играть. У него была многоматчевая дисквалификация за драку в чемпионате СССР, и Тихонов взял его турнир, скорее, авансом, немного отойдя от своих принципов.
Сборная добилась успеха в Стокгольме, вернув первое место. Но победа оказалась пирровой. Спустя два дня после окончания турнира, когда команда уже готовилась к отлету на родину, владелец гостиницы позвонил руководству нашей сборной. Его информация была шокирующей – он получил анонимный звонок о бегстве Могильного (к нему мог присоединиться и Сергей Федоров, но в тот момент на такой шаг не решился). Началась паника, заработали спецслужбы!
Тихонов тут же заявил, что это инцидент испортил радость после победы и признался, что Александр просил квартиру в Москве – собирался жениться и перевезти в столицу из родного Хабаровска родителей.
На самом деле главный тренер ЦСКА и сборной оказался практически прав. Могильному терять было нечего.
Поэтому он и рубил правду-матку: «Тихонова любят только его жена и собака. Я не хотел ждать десять лет и гробить здоровье в ожидании, пока мне разрешать выехать. В СССР мы фактически играли ни за что – все равно ничего нельзя купить за то, что мы получали. В магазинах кончился даже стиральный порошок, а сахар исчез из продажи, потому что из него гонят самогон. Нам говорят о переменах, но я их не видел. Когда мои родители вернулись в свою квартиру в Хабаровске, там был погром, пропало несколько вещей. Моя мать работала продавщицей – сомневаюсь, что она сохранит работу».
Между КГБ и ФБР
Впрочем, эти слова бунтарь произнес уже в Америке. А туда еще надо было выбраться. В НХЛ о бегстве Могильного несколько дней ничего не знали, не было известий из Баффало – хотя генменеджер «Клинков» Гэрри Михан уже выехал в Швецию. Там он вместе с Люсом в течение двух дней добывал нужные документы, включая новый загранпаспорт, чтобы игрок мог вылететь из Стокгольма сперва в Нью-Йорк, а оттуда в Баффало.
Одновременно, вся троица меняла все это время «явки», заметая следы и переезжая из отеля в отель. У Александра не было возможность даже позвонить родителям и предупредить их об отъезде – их телефон прослушивался. При этом, как вспоминали, потом американцы – хоккеист выглядел спокойнее их. Хотя, он был еще и офицером Советской армии, а значит, становился дезертиром и ему грозил уголовный срок. 4 мая российская сборная прилетала в Москву. И, по иронии судьбы, почти в то же время, самолет с Могильным приземлялся в Большом Яблоке.
КГБ занялась допросом советских хоккеистов, а ФБР общалось с Александром, выясняя его мотивы появления в Штатах. Спустя несколько дней его запрос удовлетворили, и 9 мая (насмешка над СССР?) – Могильный получил статус политического беженца. И в тот же день пообщался с родными – мать слезно просила его вернуться. Но Александр уже сделал выбор в пользу Америки и НХЛ.
Еще несколько месяцев ему потребовалась, чтобы подписать контракт – НХЛ боялась идти на прямой конфликт с советской стороной, надеясь вскоре получить большую часть звезд сборной СССР уже легально. Сумма была, конечно, небольшая даже по тем временам – $ 180 тыс, но для Александра Великого, как его вскоре начнут называть в НХЛ, она казалась целым состоянием.
За океаном у Могильного сложилась звездная карьера, но для сборной он оказался практически потерян. На его счету только один большой турнир – Кубок Мира-1996. А тройка-мечты Могильный – Федоров – Буре, способная изменить судьбу мирового хоккея, вместе играла только в ветеранских турнирах.
